Гашиш лаздияй
Не смущаясь Витиного присутствия, на травке у облупленной стены они вели разговор о травке попутно Витя узнал, что гашиш зовется гашеком. Нести свое горе с достоинством вовсе не означает наговаривать на себя всякую ерунду, нести горе с достоинством означает… А черт его знает, что это означает. Случалось, жизнь заставляла Витю говорить неправду, только он никогда не думал, что способен лгать без смущения. Кайф выше секса, исповедовалась кукла: от героина же не стоит, так, раз в месяц, у Милки тоже снижается, у нее целый год не было менструаций. Вместе нам не соскочить , мы друг друга растусовываем. Правда, с перестройкой обеспеченность рухнула, — однако Юрку и руины порядка не устраивали, руины своего порядка?.. Обычно Витя лучше засыпал, когда подкладывал под щеку ладонь. Типичная поза наркомана, им тяжело стоять, с улыбкой привычного сострадания впоследствии разъяснили Вите в наркологическом диспансере. Почему же Вите с Сашкой Бабкиным хватало бебельских пампасов? Это было царство торшерного полумрака, в котором наиболее отчетливо светились ее глаза и чернели впалые щеки и подглазья. Он подсел на герыч , на героин, а хочет повмазываться джефом , это психостимулятор, на нем переломаться , а потом уже долбиться сонниками. Я теперь на коле… на таблетках перебьюсь. Несомненно, когда речь идет о человеке. Но в логике чумы они уже усвоили важнейшую истину: нет ничего драгоценнее хотя бы нескольких часов относительного покоя, — по автомобилю хотя бы бродить невозможно.
ЭкзеМII./IJiры журнала предпазпачеппые для распространения за пределами России и стран СНГ, выходят в обложке белого цвета с надписью «Novy Mir». В Telegram переходить именно по ссылке что выше, по другому никак, в поиске фейки и боты! Купить Кокаин в Тотьме.
И вообще по карману. И сдавал экзамены лучше всех русскоязычных на своем курсе. Оказалось: еще осенью Юрку задержала милиция — шел по улице в три часа ночи, — Вите, разбуженному телефонным звонком, пришлось тащиться туда с Юркиным паспортом. Однажды он в виде ласки положил ей руку на плечико и поразился каменному напряжению ее мышц. Обычно Витя лучше засыпал, когда подкладывал под щеку ладонь. Наверно, в девяноста девяти случаях из ста так и следовало поступать.
И Быстровым не повезло. Даже к Ане он теперь испытывал еще большую нежность. И в проходном дворе встретил своих соузников у одного была деревянная скалка — большой был, видно, кулинар. Переживающий отходняк Юрка был мрачен, но покорен. От этого! Угроза там, где достаточно просьбы, — вот что ошарашивало. И еще были дверцы — Юрка мог приехать и на такси. И снова мимо. Вот он, бесцельно кружась по комнате, рушится на стол, ударяясь лицом и грудью в бутылки. Аня, как всегда, была права, но в этом ли заключается достоинство — в том, чтобы отдать себя на пожирание мерзкой кукле? Какого еще рожна искать, когда есть возможность, изнывая от нежности и жалости, следить, как она подносит чашку к губам, как машинально поправляет волосы… Ты потеряла сына, это чудовищно, всем, чем мог, сигнализировал ей Витя, но все-таки не забывай, что у тебя есть я; да, конечно, это ничтожно мало, но ведь когда даже малозначительный человек готов отдать все , это, может быть, кое-что и значит, правда? Один из беретов, белобрысый, без ресниц, предлагает полюбоваться бумажным пакетиком — что-то табачно-толченое, с недотолченной ветвистой структурой, бредовое: марихуана, до четырех лет.
Витя хотел сказать ему, чтобы он не курил, Аню и без того укачивает, однако тут же понял, что подобные мелкие обязанности с Юрки отныне снимаются. А когда он немного успокоился, тогда и сосны, и песок, и хвоя снова сменились их бездушными куклами. Ex-your son. Они раскатываются по комнате ночь, что там думают соседи?.. Но и в неискушенности есть своя — увы, кратковременная — сила: Витя всего только удивился, когда к очереди, выстроившейся к таможенному разделочному столу, пришаркал согбенный японский старичок-крестьянин в Юркином тинейджерском прикиде. Замочных денег с иррегулярными зарплатами на скромную жизнь с горем пополам хватало, но что до телефонных переговоров с Тель-Авивом — тут уж нужно было либо звонить, либо есть и одеваться. Выслеживаемая им троица прошаркала лабиринтом душных дворов и двориков и, так и не оглянувшись, скрылась в ничем не примечательном подъезде.
Витя давно заметил, что имена, которые упоминаются в песнях или в кино, приобретают какой-то особый волнующий оттенок. Но Юрка готов был катить куда угодно — только бы вырваться из Союза, а уж там он сразу рванет на волю, в пампасы…. А вот Юрка готов был бежать от этого счастья хоть в Израиль — при том, что о своих сионистских поползновениях сам не мог говорить без смеха — к неодобрению Ани, считавшей, что жену и родину следует выбирать лишь по глубокому чувству. От призрака Юрки призраки милиционеров требовали одного: назвать своих партнеров, и дело будет предано забвению: никаких протоколов, никаких сообщений ни в школу, ни папе с мамой по месту работы. К этому времени Витя уже усвоил, что единственно разумный способ общения с куклами — не слышать, что они говорят, а лучше повнимательнее следить за бикфордовым шнуром их сигареты, чтоб не прожгли казенный диван. После невообразимой бессонной ночи в соседстве с дефективными Юрка перебирался в невообразимый университет слушать лекции на невообразимом иврите, затем в библиотеке с полчала кемарил на собственном бицепсе, укрывшись за пачкой-другой книг — в основном на английском, а потом брался штудировать эти самые книги. И Витя — крепкий еще мужик — устоял.
Хулиганов Витя не боялся, Прибалтика все-таки, но тем не менее старался поменьше топать. Витя, отпросившись по телефону, поехал с ним на электричке в Петергоф, медленно ступал по льду, поддерживая Юрку под руку. Я смотрю, она стала какая-то мутноватая, попробовала крышечку — отвинчивается… Чем ты его хоть разбавил? Аня, все более воспаленно верующая, что Юрку спасет красота, усиленная свежим воздухом, вела свое семейство на ветреный берег моря: любуйся — видишь, какая красота, дыши глубже — чувствуешь, какая свежесть, только что не вслух призывала Аня, и Юрка в ответ даже не рычал. Шаги все ближе — ну давай же, давай!.. Ждать было чуточку легче обычного, поскольку Аня была дома и ему приходилось поддерживать в ней бодрость. Он сидел, откинувшись на диване, глаза безумно сверкали на бледной, как сыворотка, физиономии. Хуже того, что с нами случилось, говорила она, может быть только одно — сделаться родителями сына-убийцы: ведь наркоман все-таки убивает только себя. Юрка встретил его со сверкающим ножом в руке — на днях исчезнувшим ножом, самым острым в Анином хозяйстве. Кстати сказать, за пойманные ею машины платил всегда он, но о таком совсем уж стыдно помнить.
Думаешь, не смогу? Велосипеды почему-то тоже пришли в упадок, но выбрать в прокате пару относительно исправных в конце концов тем не менее удалось. У стенки напротив Вите привиделась жалкая бабешка, беспрерывно промокавшая тыльной стороной кроваво-пятнистой ладони раздувшуюся верхнюю губу, каждый раз проверяя, не посветлел ли отпечаток. А вы кто ему будете? И вот уже, развалясь на скрипучем диване алкоголика, своими пухлыми губами Юрка присасывается к толстой самокрутке, распространяя дикий степной запах какого-то ни на что не похожего дыма. Не привыкла еще….
И еще не успели высохнуть носки, пропитанные фильтрованной ботинками петербургской мокретью, как в отъехавшую дверь самолета мощно дохнула теплом заграничная электрическая ночь. Угроза там, где достаточно просьбы, — вот что ошарашивало. Какого еще рожна искать, когда есть возможность, изнывая от нежности и жалости, следить, как она подносит чашку к губам, как машинально поправляет волосы… Ты потеряла сына, это чудовищно, всем, чем мог, сигнализировал ей Витя, но все-таки не забывай, что у тебя есть я; да, конечно, это ничтожно мало, но ведь когда даже малозначительный человек готов отдать все , это, может быть, кое-что и значит, правда? И вот уже, развалясь на скрипучем диване алкоголика, своими пухлыми губами Юрка присасывается к толстой самокрутке, распространяя дикий степной запах какого-то ни на что не похожего дыма. Что ему иногда и удавалось, и тогда он пожирал добычу, забившись в угол и затравленно урча, стараясь заранее запугать тех, кто вздумал бы к нему сунуться. Чудовищная шишка за ночь превратилась просто в крупную, проступавшую сквозь слои бинтов, синяки перешли из пурпурной в фиолетовую часть спектра, — толпившаяся у экзаменационной аудитории публика просто завыла от восторга. Но на Юрку нашло упрямство, он собрался и покатил зигзагами, словно научился ездить час назад. Однажды он в виде ласки положил ей руку на плечико и поразился каменному напряжению ее мышц.
Но человек, с которого ничего уже и не спрашивают, — человек ли он? Только за то, что она как две капли воды похожа на исчезнувшего Юрку? Вместе нам не соскочить , мы друг друга растусовываем. Так что, когда они вернулись с прогулки, он был не просто пьяный — он был совершенно одурелый, хотя бутылка с черной пиратской наклейкой оставалась еще примерно на треть наполненной ненавистной прозрачной жидкостью. Их трое было на площадке, но двое через чердак рванули, а этот лежал жмуриком. Наркотики перевозились в легковых автомобилях по маршруту Испания-Литва-Россия.
На однокомнатную хрущевскую квартирку у истока непрестижной Будапештской финских денег хватало с лихвой, составлявшей примерно семь долларов в день. Ему, Вите, сочувствие. А уж вместе с Аней они явят собой верх добропорядочности. Насколько же легче жертвовать тому, кого жалеешь, чем тому, кем брезгуешь! Аня старалась быть элегантной, оживленной, словно ничего не случилось; заказывала относительно легкие напитки — иногда ей даже удавалось втянуть и Юрку в эту игру.
От джефа сразу раз — и ты ангел, — выражение благоговейного восторга , — а от черного блюешь, только потом начинаешь въезжать. Что тут скажешь — действительно заслужил. Из-за резкого холодного ветра никто не купался, отчего картина казалась еще чище, — вот это, стало быть, и есть Паланга. Она была не только таинственна, но и чиста — ненавидела лицемерие! До этого она была последовательно разворачивающейся лентой, где каждое событие, каждый человек имели начало и, если не затягивались до настоящей минуты, то и конец Сашка Бабкин, например, с треском выиграл выборы, и, по-видимому безвозвратно, растаял в московских высях, а, скажем, Валерия в каком-то придонном течении все длилась и длилась. Ланно, я взьму ззэложников! Насколько же легче жертвовать тому, кого жалеешь, чем тому, кем брезгуешь! Тем более он и рассказывал о ней исключительно самое трогательное — хотя говорить о ней все же избегал-таки, избегал, Валерии всегда приходилось каким-нибудь тонким образом наводить его на эту тему Да это еще и пережить надо, — нет, уж лучше три-четыре-пять часов кукла-то готова оплывать хоть до утра посидеть в душном мраке, где все мигает, трясется, музыка, если это можно назвать музыкой, вопит, воет, вдалбливает, надрыва… нет, надрываться может что-то живое, а это чистая механика; по стенам, по потолку скачут разноцветные зайчики, сам потолок то меркнет, то обретает фиолетовый тон — как крылья Юркиного носа, когда он начинает наливаться беспричинной яростью… На стенах намалеваны нечеловеческие рожи, и каждой как будто плеснули в рожу из ведра, чтобы краски потекли. Вдобавок его окружал трудовой запах тракторного выхлопа. Стоимость только гашиша на черном рынке составляет более тысяч евро, а общая стоимость конфискованных наркотиков — более 5 млн евро.
И в этот миг Витя представил их с Аней часы, а то и дни ожидания, и — он молниеносно сунул очки в карман и охватил Юрку сзади, намертво стиснув его горло локтевым сгибом, а чтобы Юрка не сумел достать его ниже пояса, поднял его поперек спины, продолжая душить, невзирая ни на какие извивы и барахтанья. Слабоумные тем более, хотя и мычат, и пускают слюни, но, наверно, не стремятся бесконечно класть ноги на стулья, не обращаются к раздатчице по-английски, не выряжаются под лос-анджелесского ниггера. Он снова начал находить удовольствие в этих мерзких оборотцах — и уж не потому ли, что родителей от них передергивало? А что он перестал светиться — это Витя осознал лишь через годы. К тому же после трех-четырех-пяти часов в найт клабе в нем всю ночь продолжала греметь механическая музыка, не позволяющая ощутить что-то еще, кроме самой себя да и постреливания во вздрагивающих пальцах тоже мешали. TV BCN life.
Он становился все более отрывистым, взрывчатым, и Витя уже с полной обреченностью принял его затравленно-злобное предложение отправиться на Апрашку за колесами. Мертвыми голосами они уговаривали друг друга прилечь — все равно ведь сделать ничего нельзя, остается только ждать. Но Аня внезапным повелительным жестом указала ему в сторону:. Но этого было совсем не мало. Однако Юрка твердил не вполне еще твердым языком, что видел своих партнеров впервые в жизни. Купить закладку Героина через телеграмм Сергиев Посад. Оказалось: по соседству с комнатой, где они пировали, проживал сириец — теперь кому только комнат не сдают, — уличный торговец шавермой которую в Израиле, дополнил Юрка, называют швармой. Но, может быть, это хороший признак — признак очеловечивания монопрограммной куклы? Несомненно, когда речь идет о человеке. Да не сбегу я!..
Но тогда и за языком бы…. Да, и в этом тоже таился источник заразы — в том, что человек вообразил, будто он создан для чего-то более захватывающего, чем спокойная, трудовая, обеспеченная жизнь — о которой, заметьте, с незапамятных пор мечтало человечество. В первую ночь Витя с Аней даже поспали, ибо по опыту знали, что встречи с Быстровым не бывают быстрыми. Стать смирно Витя не стал, но сел и больше не ложился, внимательно поглядывая на куролесящее существо, в любой момент готовый сорвать очки и защищаться. Скрылся в крашенном масляной краской больничном коридоре, позвенел ключами, и — приближающееся Юркино бурчание действительно звучало пьяным мыком: с виду он был абсолютно трезв, но, судя по всему, считал такую речевую манеру в общении с милицией хорошим тоном. Витя уже с вечера поджидал чего-то нехорошего, но Аня все равно оказалась бдительнее; когда он, больно и деревянно стукнувшись локтем о косяк, выглянул в залитый противоестественным светом коридор, Аня в своей колокольной ночной рубашке уже стояла, привалившись спиной к стенке и прижимая к уху телефонную трубку. Мы и не заметили, как подсели. Так новый мир со всей деликатностью познакомил Витю с землетрясением. А наш пытается соскочить с иглы. Юрка произносил какие-то названия, но Витина душа отталкивала их с такой силой, что он был не в состоянии их запомнить — что-то вроде релодорм , радедорм , феназепам … Однако сам Юрка был настолько ласков, предупредителен и говорлив, что Витя почти поверил: самое страшное позади. Как будто кот чем-то выше козла. Правда, физически порвать с редакцией оказалось проще всего.
21 октября, bumerang46.ru, ИА « kg». В Чуйской области Кыргызстана поймали двух. Большая советская энциклопедия. Ссылки на статьи (основной вариант). БСЭ - НАЧАЛЬНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ · СТАРЫЙ ВАРИАНТ · ССЫЛКИ НА СТАТЬИ СТАРОГО ВАРИАНТА.
Так что, когда они вернулись с прогулки, он был не просто пьяный — он был совершенно одурелый, хотя бутылка с черной пиратской наклейкой оставалась еще примерно на треть наполненной ненавистной прозрачной жидкостью. Что Аня в дальнейшем и проделывала. Однако думать тут было нечего — ясно, что не стоит. Я ща буду! Но если сотым утонувшим может оказаться твой любимый сын… Витя же знал, что Юрку ставят на ноги только успехи, а от неудач он окончательно машет на себя рукой. Случалось, жизнь заставляла Витю говорить неправду, только он никогда не думал, что способен лгать без смущения.
Но гости его продолжали тянуться вереницей — от несмышленыша с соской в беззубом ротике до укрывшегося в диком волосе верзилы. Это было бы даже и впечатляюще, если бы Витю еще могли волновать подобные мелочи. Телефон зазвонил что-нибудь в половине двенадцатого дня — на глазах мертвеющая Аня успела отчистить все сковородки. И почему он не хочет воздержаться от этих мерзких выражений — видит же, что всех коробит. Но всего дороже мир этот сделался для Вити, разумеется, тем, что Юрка чувствовал себя в нем гостеприимным хозяином — как к себе домой, вел к исполинской бетонной крепости, именуемой Тахана Мерказит , по переплетенным ярусам которой с самолетным ревом разлетались по всем концам Страны яркие автобусы. К тому же Ленинград, как известно, был и остается маленьким городом. Да это еще и пережить надо, — нет, уж лучше три-четыре-пять часов кукла-то готова оплывать хоть до утра посидеть в душном мраке, где все мигает, трясется, музыка, если это можно назвать музыкой, вопит, воет, вдалбливает, надрыва… нет, надрываться может что-то живое, а это чистая механика; по стенам, по потолку скачут разноцветные зайчики, сам потолок то меркнет, то обретает фиолетовый тон — как крылья Юркиного носа, когда он начинает наливаться беспричинной яростью… На стенах намалеваны нечеловеческие рожи, и каждой как будто плеснули в рожу из ведра, чтобы краски потекли. Но ради освобождения от нее в конце концов можно на этот ужас пойти, как идут на хирургическую операцию, — такой примерно открылась Вите пугающая глубь его души.
Рядовой эпизод: восьмиклассник Юрка собирается к Лешке Быстрову на день рождения — там будет и его девочка из Стрельны, взбитым коком напоминающая хорошенького пуделя. Кажется, если бы он знал, за какой дверью скрылся Юрка да что они там с ним делают?!. Мертвыми голосами они уговаривали друг друга прилечь — все равно ведь сделать ничего нельзя, остается только ждать. Они совершили какое-то страшное преступление, с пола сообщила Аня, так сказала мать аспиранта, не пожелавшая в одиночку переживать эту новость. Чтобы снова и снова удостовериться, что Юрка все-таки существует, хотя и живет в невообразимом Тель-Авиве на территории невообразимой военной базы, носит невообразимую форму НАТО и является первым учеником в невообразимом иврите : чтобы убедиться, что это не сон, необходимо было каким-нибудь чудом навестить Юрку в этой цитадели сионизма. Теперь он уверял, что не эмигрировал, а только поехал учиться за границу, как в былые времена дворяне слушали лекции в каком-нибудь Геттингене. Затем приподнимается и снова шарит под кроватью.
Шаги все ближе — ну давай же, давай!.. Правда, написано клево. Витя не видел своими глазами, а потому и не запомнил Юркиной женитьбы. И снова шаги. Считается, что самое трудное — отдать жизнь; но ведь ту жизнь, которую теперь ведут они с Аней, тоже вряд ли можно назвать жизнью…. И вот уже, развалясь на скрипучем диване алкоголика, своими пухлыми губами Юрка присасывается к толстой самокрутке, распространяя дикий степной запах какого-то ни на что не похожего дыма. Они звонили. Да вот только у него было не поддающееся описанию Другое … Без которого исчезает и прелесть мира: можно порвать с Валерией, но как порвешь с троллейбусом, который вез к ней? Витя перестал узнавать Аню не тогда, когда у нее появились голубые — голубая кровь — мешки под глазами, а тогда, когда она начала подгонять его, чтобы он сделал совершенно бессмысленное дело — в четыреста тридцать четвертый раз позвонил старшему сыну и спросил, не появлялся ли там Юрка за те пятнадцать минут, которые прошли со времени предыдущего звонка. Он написал, что по-настоящему сострадать и жертвовать можно лишь слабой и несчастной родине, а к счастливой и могущественной не грех и присосаться, поэтому очернительство рождает жертвенность, а лакировка паразитизм — и так далее в том же духе. Но с той страшной ночи Витина жизнь превратилась в некий ком, почти все перемалывающий в крошево и лишь отдельные обломки вминающий в себя, перемешивая их с другими обломками, позволяя через какое-то время даже разглядывать их, коли придет такая охота, но не позволяя понять, от какого целого они отломлены, что было раньше, а что позже…. Однако Витя уговорил Аню хотя бы полежать с закрытыми глазами — завтра, вернее, уже сегодня силы ой как могут понадобиться, — его же самого надежнее всего успокаивала работа. Зато те, кто насмотрелся лопнувших, сочащихся гноем бубонов, кто наслушался бесконечного кровавого кашля, от которого спасает только смерть, — тот будет принимать и насморк за чуму. И тут выгоднее попросить у нее прощения — да что ты, мол, как ты мог подумать, — а то ей еще взбредет вломиться в амбицию, раздуть набрякающие фиолетовым грубые ноздри, начать требовать паспорт для бегства в Вильнюс, где можно достать любые психоактивные вещества… Может, все это и чистый шантаж, вроде без денег ей некуда деться, но какие суммочки она уже успела подтырить, какие шмотки способна проторчать — кто их, кукол, знает, сил принять новый риск после тех ночей в квартире мертвого алкоголика уже нет ни у Вити, ни у Ани, эти ночи сломили их волю.
Однако Юрка твердил не вполне еще твердым языком, что видел своих партнеров впервые в жизни. Смотри, — повернулась она к очумелому Вите с ладненькой квадратненькой бутылочкой виски, приготовленной в качестве знака благодарности психиатрическому мальчику, — еще счастье, что я заметила, — представляешь, какой бы мог быть позор! И ни у Вити, ни у Ани уже не возникло ни малейшего движения в чем-то его упрекнуть: виноватыми теперь могли быть только они сами — недоглядели. Вите было немножко обидно за его неуместную искренность: они неплохие ребята, хотелось ему шепнуть в лопоухое, как у Сашки, ухо подполковника, но для них любой подвиг или любая трагедия не более чем повод ошарашить читателей. И будет ли когда-нибудь готова?.. И уже в подъезде, на улице сначала расписанные стенки лифта, затем пожухлые тополя, растрескавшиеся тротуары, озабоченные пассажиры в метро всей своей обыденностью говорили ему: очнись, этот мир не место для романтических порывов. Витя свернул в поперечную улицу, приманенный сверхсказочной пальмой; теплый ветерок поиграл ее звездчатой кроной, и об асфальт щелкнул — самый настоящий финик , хоть сейчас в магазин. Ex-your son.
Так будет лучше и для вас, и для меня! Ггните, слышли?!. Похолодев прежде всего от страха, что она его заметит, Витя только что не по-пластунски добрался до двери. И снова мимо. Юрка же, отправившись за шкаф в Анино раскладушечное гнездышко, долго-долго ворочался с боку на бок. Аню же пустить на свое место он теперь не согласился бы ни за что на свете. Но Аня верила, что в Юркиной душе что-то воскреснет, когда он вновь увидит те места, где был таким хорошим и счастливым. Или не сдохнет, проспится, возьмется за ум, так даже лучше, но лично ему уже все равно. Нельзя же в самом деле оскорбить недоверием человека, который решил начать жизнь сначала. Это называлось — пробило на шустряк. Главное — Аня проспала до восьми часов. Почти час протоптавшись мокрыми ногами на Балтийском вокзале, Витя доехал до Нового Петергофа, с расспросами дочавкал до больницы. Оказалось, милиция поступила с ним совершенно бессовестно: полагалось, если уж бить, то потом отпускать, он специально ради этого их и оскорблял, а они подло сначала побили, а потом еще и протокол составили. И почему он не хочет воздержаться от этих мерзких выражений — видит же, что всех коробит.
В первую ночь Витя с Аней даже поспали, ибо по опыту знали, что встречи с Быстровым не бывают быстрыми. Юрка сидел развалясь, изображая американского миллиардера. Ваша критика помогает нам улучшать контент. На столе лежал прозрачный полиэтиленовый мешок, на дне и слипшихся стенках которого стыли какие-то желтоватые сопли. Заметив, что Витя с Аней тянут к нему шеи из-за охраняемой двери, Юрка не только не запрыгал, не замахал руками, как это сделал бы настоящий Юрка, а лишь с кислой улыбкой легонько повертел растопыренной кистью — все, дескать, в порядке. И по Витиной беззаветности пробежали мурашки сомнения. Витя хотел было воспрепятствовать а как? Затем шли в пансионат пить растворимый кофе со сгущенкой во времена дефицита Аня возила сгущенку из Прибалтики целыми побрякивающими боекомплектами , а потом расходились по комнатам почитать до обеда. На этом скорбном лице была подсвечена багровым лишь половина лба, рассеченного похожими на трещины прядями, да выступающая скула, подглазья же и впалые щеки почти сливались с полумраком — зато взгляд исподлобья был устремлен, как ни странно, не на кого-нибудь из блистающих молодцов, а именно на Витю: после каждого полустакана Витя сталкивался с ее почти фосфоресцирующими тьмой зрачками, и уже казалось, что глаза эти смотрят в самую душу мироздания века и века…. Витя скоренько, скоренько потянул Юрку к Ане в купе, особо уповая на свои очки как верный знак социальной благонадежности. Когда дверь захлопывается, они вдвоем бездыханно опускаются на диван алкоголика. Дождавшись перерыва, Юрка приблизился к факиру и вполголоса заговорил с ним обрывками фраз; Витя засмущался подойти поближе, но и оттуда, где он стоял, было видно, что это именно обрывки. И тут выгоднее попросить у нее прощения — да что ты, мол, как ты мог подумать, — а то ей еще взбредет вломиться в амбицию, раздуть набрякающие фиолетовым грубые ноздри, начать требовать паспорт для бегства в Вильнюс, где можно достать любые психоактивные вещества… Может, все это и чистый шантаж, вроде без денег ей некуда деться, но какие суммочки она уже успела подтырить, какие шмотки способна проторчать — кто их, кукол, знает, сил принять новый риск после тех ночей в квартире мертвого алкоголика уже нет ни у Вити, ни у Ани, эти ночи сломили их волю. Тем более, что, когда глаза привыкли, кабинет оказался обагрен ранней осенней зарей. Интервью Фото Видео Ruso.
Он бы вообще бросился им в ноги, если бы не мгновенно возникшая уверенность, что все это происходит во сне. Он и сваливался, иной раз затихал на пять, на десять минут — в эти минуты Витя иногда пробовал дремать сидя после одного особо жуткого инцидента ложиться он уже не решался , а иногда смотрел на ворочающееся на полу существо и твердил про себя: исчезни, исчезни, исчезни… Он уже не испытывал ненависти к нему, он только хотел от него освободиться. Витя как ни был зол на Юрку, в глубине души все же не мог не одобрить такого джентльменства. Витя давно заметил, что имена, которые упоминаются в песнях или в кино, приобретают какой-то особый волнующий оттенок. Бухал и разбухал. Насколько же легче жертвовать тому, кого жалеешь, чем тому, кем брезгуешь! Аня знала лишь одно средство против пьяной одури — закуску, так что в эти недели исхудалый Юрка разбухал на глазах. Но сейчас пальцы подергивались и щекотали его, пришлось их убрать, хотя электрические постреливания в кончики пальцев обеих рук не прекратились. Классе где-то в четвертом Юрку — за что, теперь и не вспомнить, детская ерунда какая-то — решили в школе припугнуть, наговорили ужасов про милицию, про спецшколу, — хорошо, милиция знала места: выданный Вите в сопровождающие немногословный одутловатый усач в погонах в три-четыре пропахших пересохшей мочой подвала лишь посветил китайским фонариком их пыльная тьма обнажалась чудовищностью при мысли о том, что сейчас может открыться , всерьез же посвятил себя перетекающим друг в друга чердачным системам из-за стропильных ребер казалось, что ты в каком-то чреве , и, наконец, у серого ватного лежбища замызганных уродов и уродиц, отбрасывающих еще более ужасные мечущиеся тени, Витя с запредельным облегчением увидел свернувшегося клубочком спящего Юрку. Витя хотел было воспрепятствовать а как? Опасаясь разбудить Аню, он потихоньку оделся и вышел в еще малолюдное, но уже солнечное и даже припекающее утро.
Не раньше. Досье на него уже солидное, и за поводом тоже дело не станет. И еще не успели высохнуть носки, пропитанные фильтрованной ботинками петербургской мокретью, как в отъехавшую дверь самолета мощно дохнула теплом заграничная электрическая ночь. Насколько же легче жертвовать тому, кого жалеешь, чем тому, кем брезгуешь! Юрка произносил какие-то названия, но Витина душа отталкивала их с такой силой, что он был не в состоянии их запомнить — что-то вроде релодорм , радедорм , феназепам … Однако сам Юрка был настолько ласков, предупредителен и говорлив, что Витя почти поверил: самое страшное позади. Поэтому кукла, само собой, имеет право лгать людям, если так велит ее программа, — но и люди, само собой, вправе ей лгать — что же с ней еще делать! До этого она была последовательно разворачивающейся лентой, где каждое событие, каждый человек имели начало и, если не затягивались до настоящей минуты, то и конец Сашка Бабкин, например, с треском выиграл выборы, и, по-видимому безвозвратно, растаял в московских высях, а, скажем, Валерия в каком-то придонном течении все длилась и длилась. И сдавал экзамены лучше всех русскоязычных на своем курсе.
Теперь Юрка добирался до школы минут сорок и тем не менее ни разу не опоздал: в окраинной гопнической школе знали, что почем, и по пустякам не приставали — в таких условиях и Юрка не хотел наглеть. Вот где можно зачерпнуть душевных сил — в памяти не об изменчивых радостях, а о надежных ужасах, которые напомнят тебе: тогда же ты нас выдержал — выдержишь и теперь. Но с той страшной ночи Витина жизнь превратилась в некий ком, почти все перемалывающий в крошево и лишь отдельные обломки вминающий в себя, перемешивая их с другими обломками, позволяя через какое-то время даже разглядывать их, коли придет такая охота, но не позволяя понять, от какого целого они отломлены, что было раньше, а что позже…. А вот о том, как встречи с ней когда-то снимали почти любую душевную тяжесть не знал он, что такое настоящая тяжесть! Даже к Ане он теперь испытывал еще большую нежность. Я теперь на коле… на таблетках перебьюсь. Во мраке магазинчик оказывался намного дальше, чем днем, — равно как на слабо фосфоресцирующем асфальте обнаруживалось намного больше выбоин и шишек, и Витя испытывал легкое удовлетворение от того, что глаза его были защищены стеклами. Разумеется, он чаще всего оказывался правым и у Ани, но Аня старалась лишь внушить ему, что он не хуже других, — в глазах же Валерии он был гораздо лучше. Он плановой , кричит в ухо кукла, указывая на козлобородого молодого человека, с бессмысленной птичьей внимательностью разглядывающего вспыхивающий абсурд, — невольно задумаешься, какая сила заставляет этих несчастных довершать козлиной бородкой и без того козлиную внешность. Юрку как будто неумело нарисовали — сходство кое-какое уловлено, но краски расплылись на рыхлой бумаге, даже овал лица был перекошен. И они действительно сменяли друг друга, а часы сменялись часами, дни днями, а если судить по Витиному внутреннему часовому механизму, то и недели неделями. Волобуева, похоже, уже при первой встрече оценила застарелую Юркину нетрезвость и взвесила равноценность их секретов. Правда, поверх голов он смотрел больше от срама, но говорил себе при этом: а что, бывают же у родителей слабоумные дети, вот теперь и мы такие. Почувствовав, что скандал затягивается сверх меры, Витя выглянул в туалетное окно и увидел, что выгнутая улица превратилась в канал, такими-то в Тель-Авиве бывают дожди.]
Пока папа с мамой не исчезнут с глаз долой. Аня была пугающе проницательна. Витя и припрятал пару бутылок в кустиках. Аня вообще ходила при полном параде, как на работу. Сначала усиливаются, потом замирают. По-хорошему счастливым. Теперь-то я понимаю, что, живя рядом, можешь быть сколько угодно хорошей, но все равно не сможешь быть чужой, загадочной. Юрка сунул ноги в кроссовки, ввинтился в свитер и был таков.
